Записки о шрифтах

Этой зимой у меня вдруг развилась чувствительность к шрифтами. Может, я съел что-то не то. Или головой ударился, когда с горки катался. Хотя скорее всего, просто случайное совпадение сразу нескольких историй на эту тему.

Первая приключилась незадолго до Нового года. Мне надо было перекинуть один недописанный текст с рабочего Windows-компа на домашний "мак". Делал я это через Google Docs, и в результате всех этих конвертаций файл у меня открылся со шрифтом Monaco. Шрифт мне очень понравился. Настолько, что когда я вернулся на рабочий комп, я просто не смог дописывать этот текст в тамошнем Times New Roman. Прямо вот противно стало. Текст, кстати, был художественный. Может, в этом все дело. С техническими текстами и новостями шрифтовая чувствительность особо не проявлялась.

Другая история случилась после НГ. Весь прошлый год я читал и нахваливал бумажную газету F5, которую делают на прохоровские деньги те же люди, что облажались с пафосным "Снобом". Зато простая и бесплатная газета про Интернет им очень удалась.

Однако, взяв первый номер F5 за этот год, я не смог его читать: шрифты и верстка радикально сменились в худшую сторону.

Что же у них могло случиться, гадал я. Может, олигарх-нановед срезал финансирование, и они наняли какого-то тормоза с улицы в качестве арт-редактора? Или уменьшение бюджета привело к тому, что тексты стали значительно меньше, и верстальщик просто вынужден применить такой ужасный трюк разреживания, при котором один обзац занимает пол-страницы?

И вдруг я понял, что ищу для них какое-то внешнее, экономическое оправдание. Хотя дело именно в верстальщиках и дизайнерах. Я многократно сталкивался с этим дизайнерским заебом, который называется "больше воздуха". Это когда дизайнеры начисто забывают, что текст вообще несет информацию, и начинают относиться к буквам так, словно это стулья, которые надо красиво расставить в кинозале. Причем и сами стулья, конечно, должны быть "не как у других". В результате действительно получается эдакая красивость, если смотреть на страницу сайта издалека и мельком. Как если бы это была, скажем, занавеска для ванной. Однако читать это ежедневно - просто пытка. Не говоря уже о том, что вся полезная навигация обычно пропадает в угоду этому долбаному "воздуху".

И тут же третья история - по сути, как раз про расстановку стульев. На праздниках я дважды был в ресторане-кафе Темы Лебедева. И мне там понравилось. Там даже музыка играла приличная, чего в московских кафе практически никогда не бывает. В общем, почти идеальное кафе. При этом я вспомнил, как много ругают Тему за его минимализм в веб-дизайне и полиграфии, вроде кондовой стартовой страницы "Яндекса" .

И подумалось, что Тема действительно молодец - вышел из мира букв в дизайн реальных вещей. Потому что мир букв на самом деле чужд художнику. Неважно даже, минималист ты или бешеный эклектик. Запертый в мире букв, художник частенько дуреет. Ему либо надо подчиниться тексту как носителю внутренней информации, и тогда забыть про внешние художества - либо навязывать свои эстетические принципы в ущерб основной задаче: читабельности. Не, лучше уж сделать свой ресторан.

# # # #

"Но даже на конференции один крупный ученый пытался сбить меня с толку. Совершенно игнорируя мои изящные алгоритмы распознавания испачканных букв, он спросил, кто нарисовал мне для презентации такие красивые буквы.

— Нет. Он тоже рисует буквы".

Этот кусок дневника 1997 года вспомнился в связи с еще одной историей последних дней. И опять про шрифты. Я имею в виду новость "Тексты с уродскими шрифтами лучше запоминаются". В эксперименте со студентами выяснилось, что факты, блекло отпечатанные шрифтами типа Comic Sans, запомнились намного лучше, чем те, что были четко отпечатаны шрифтом Arial. Исследователи объясняют это так: человек прилагает дополнительные сознательные усилия, чтобы разобрать плохочитаемый текст – потому он и фиксируется в памяти.

Спорная идея: я вот бросил нечитаемый F5, а из прочитанного помню только страшный портрет Лени Каганова. Они там и портреты авторов перерисовали с Нового года - все без исключения авторы получились жуткими упырями, даже доктор Лиза. Если это делалось ради запоминания, то сработало. В портретах. Но что было в текстах, я не помню.

Но меня больше зацепило другое в этом эксперименте с Comic Sans: современные школьники уже почти полностью перешли на печатные тексты, вследствие чего и возможны такие эксперименты. А было бы гораздо интересней сравнить запоминаемость печатного текста и рукописного конспекта. Мы-то и без британских ученых знали, как сделать эти конспекты более запоминаемыми - разноцветные подчеркивания, рамки-узоры, стрелки и прочие рисунки.

И преподаватели у доски с мелом старались сделать то же самое. А потом стало считаться "удобным", когда они просто раздают студентам распечатки и показывают презентации. Но я по собственному опыту помню: рукописное запоминалось лучше. Видимо, потому что там больше визуальных зацепок, нерегулярностей.

Но не только поэтому. Еще одну интересную вещь отмечает Ирина Якутенко в статье "Картинки против мела":

"Читать лекции, когда все формулы забиты в компьютер, гораздо проще, чем когда приходится одну за одной выписывать их мелом или маркером. Но насколько хорошо усвоится информация, представленная в таком кристаллизованном виде? Взять те же формулы: за то время, пока лектор писал их на доске, а студенты переписывали в тетради, они успевали понять, что именно им в этих формулах непонятно, и лишний раз переспросить лектора. Когда все формулы сразу выводятся с ноутбука на экран, внутренние часы лектора и студентов перестают совпадать: так как лектор в этот момент ничего не пишет, а только говорит, то зачастую он не может верно оценить, сколько времени студентам потребуется на переписывание, и слишком быстро меняет слайды".

Кстати, будучи в Штатах, я заметил, как тамошние студенты борются с однообразием и статичностью печатных текстов. Борются упорно, прямо на уровне дорогостоящих учебников. Помните, у нас в школе книга была такой священной штукой? В учебнике никак нельзя было писать и рисовать - это считалось хулиганством и порчей имущества. Американцы же безо всякого благоговения раскрашивают книги маркерами, пишут на полях, загибают страницы, обклеивают их липкими закладками. Потому что тяжело жить в механическом мире одинаковых букв.

# # # #

"Покупаешь на день рожденья брату чернильную ручку и вспоминаешь, как давно не писал чернилами. Наверное, со школы, да и там в старших классах мы уже перешли на шариковые. В кисти дурацкое ощущение из-за частой работы с мышкой. Но почерк тот же: ровный, лишь кое-где взбрыкивает завитками.

Во множестве рецензий на фильм Гринуэя «Записки у изголовья» я так и не нашел упоминания самой главной метафоры, на которой построено это кино. У японцев времен Сэй-Сёнагон почерк был показателем чувственности. Отсюда — совершенно особый символизм: девушка, пишущая стихи на коже любовника. Но что знают о почерке современные кинокритики, живущие на клавах? Знакомая американка, изучавшая древнюю Японию, написала по мейлу: «Ну и как тебе мои буковки, достаточно сексуальны?» Увы, милая, буковки твои — никак. А вернее, как у всех. Белые на черном в Юниксе, черные на белом в Виндах. У современников сексуальность — это частота движений, измеряется в Херцах. То ли дело, когда снова пишешь чернилами! Не спеша, красиво".

Это из статьи для журнала "Интернет" 1998 года. Потом меня еще долго мотало между бумажными и электронными блокнотами. Электроника даже почти победила, когда появился Psion 5mx, эдакий карманный ноутбук на обычных пальчиковых батарейках.

Тем не менее, пять лет назад я окончательно вернул дневники в блокноты-молескины. Оправдывался тем, что у «Псиона» шлейф перетерся. Ерунда на самом деле, можно было найти. Или вообще нулевый «Псион» купить за сотню баксов. Нет, в блокноты я вернулся именно за почерком. И за этими танцующими движениями пальцев, и за дополнительными вещами, которые почерк передает.

Забавно, например, перечитать свои записки из Одессы. В центре города с его рациональной декартовой решеткой улиц - почерк такой правильный, нордический. На спуске к морю записи начинают косить, спотыкаться, много зачеркиваний: дикие приморские сады как подсознание города резонирует с собственным подсознанием. И наконец, песочный пляж. Буквы становятся спокойными и размашистыми, как волны.

Видите, целый абзац печатного текста пришлось потратить. А в рукописи все сразу видно.

# # # #

"Сколько я намучился с Бин, пытаясь объяснить ей, что такое каллиграфия! Еще до знакомства со мной она твердо усвоила восемь основных черт и два десятка их производных, на которых строятся все китайские иероглифы. Но она совершенно не понимала, к чему все эти художественные излишества, при которых даже простая точка может быть изображена пятьюдесятью способами. Тот факт, что слово при этом становится рисунком, ничуть не волновал китаянку. Напрасно я рассказывал ей, что в древности по почерку определяли даже чувственность человека: эта маринованная в софтах селедка не умела писать, она с детства сидела на клавишах! То, что в наше время было шуткой - "ты писать-то еще умеешь, Паркер?" - стало даже более печальной реальностью, чем предполагалось. Письмо не пропало совсем, оно превратилось в клинопись палмтопов и прочих устройств, которые якобы распознавали письменный ввод, а на деле лишь навязывали людям свои собственные системы стенографии. Стандартизированные почерки операционных систем, но не людей".

А это уже из «Паутины», 1999 год. Действие романа происходит в 2018-м, но для сбычи этой футурологии не пришлось ждать так долго. Вот новость 2010-го года: «Цифровая молодежь Китая разучилась писать». Согласно исследованию China Youth Daily, 83% молодых китайцев страдают «письменной амнезией». Они помнят, как выглядит иероглиф – но не помнят, как его писать. И становятся зависимыми от мобильников, которые породили такую амнезию - китайцы набирают слова в латинской транслитерации, мобильник подсказывает соответствующие иероглифы, остается только выбрать символ. Таким образом, нужно помнить лишь вид иероглифа, а не порядок его написания. То же самое происходит у японцев - они забывают иероглифы «кандзи», наиболее красивую и сложную часть их письменности, пришедшую из Китая.

Зато я, собирая все эти заметки, наконец понял, почему этой зимой на меня напала чувствительность к шрифтам. Это дети, конечно. Они опять напоминают правильные вещи.

Старший в этом году должен пойти в школу. Вот брожу теперь по сайтам школ, выбираю. И думаю о том, как на Кита все это свалится. Он умеет писать и читать - но видно, что однообразные печатные шрифты ему неинтересны. Зато интересно перерисовывать вензеля со старинных монет. Или чертить на снегу иероглифы, изучая их по замечательной книжке Адиля Талышханова «Путь бесхвостой птички». А собственные записки Кита на русском сейчас напоминают берестяные грамоты: буквы разных форм и размеров движутся по листу в любых направлениях – и справа налево, и наоборот, и снизу вверх по спирали.

Тем временем дочка, которой вот-вот стукнет два года, увлеклась рисованием красками, каждый день требует кисточки. Я для эксперимента показал ей Silk Юрия Вишневского. Поиграла минут пять, потом снова вернулась к краскам. Ну и хорошо. А то бы я сейчас начал фантазировать, что благодаря развитию сенсорных интерфейсов и распознавательных технологий следующее поколение российских людей будет… но нет, чур меня. Не буду.