версия для печатиВсем хочется простых ответов. Чтобы коротко и ясно. Но на людей неподготовленных они производят эффект комический.
– Большевики ли правят страной, демократы ли – все одно. Всякая революция пожирает сама себя: Марата протыкают, как мальчика, Троцкого лупят ледорубом – и в итоге все то же самое, но под другими названиями. Отчего так, совершенно неясно. Но никакого света в тоннеле истории не наблюдается.
– Потому что Сатана подлинный князь мира. И всякий, кто поднимается по лестнице власти, приближается к сатане.
Смех в аудитории.
– Ты же это не серьезно?
– Почему?
– Потому что это же бред.
На этот счет, кстати, еще великий писатель Лев Николаевич Толстой высказывался.
“Во всем, почти во всем, что я писал, мною руководила потребность собрания мыслей, сцепленных между собой, для выражения себя, но каждая мысль, выраженная словами особо, теряет свой смысл, страшно понижается, когда берется одна из этого сцепления, в котором она находится. Само же сцепление составлено не мыслью (я думаю), а чем-то другим, и выразить основу этого сцепления непосредственно словами никак нельзя; а можно только посредственно – словами, описывая образы, действия, положения.” – писал он весенним днем философу Страхову Николаю Николаевичу.
Ставить себя рядом с автором романа “Анна Каренина” и думать нельзя, но скроить свои одежды по установленным законам совершенно не возбраняется. Поэтому надо собрать мысли и сцепить их меж собой, чтобы они друг дружку поддерживали и не падали.
# # # #
Вот взять хотя бы Наполеона Бонапарта. Мать Летиция родила будущую грозу всея Европы в прихожей на ковре. Корсика к тому времени пару месяцев как оккупирована Францией. Французы враги, корсиканцы – аборигены. Благодаря усилиям папы, много помогавшего оккупационным властям, десятилетний мальчик Наполеон попадает в Военную Школу в городе Бриенне. Но он иностранец, он плохо, с чудовищным акцентом, говорит на местном языке, и он нищ. Он все время дерется с аристократическими отроками, как Илюша Снегирев из “Братьев Карамазовых”, и пишет домой полные горечи письма – потому что так жить невозможно. Получив, наконец, младший лейтенантский чин, он оказывается в провинциальный гарнизон. А там все тоже – тоска и нищета. Не на что починить одежду, вся еда – хлеб и молоко. Он зачитывается “Страданиями юного Ветера” Гете, влюбляется. Все его счастье – есть рядом с любимой черешни. Все его амбиции – дослужиться до капитана.
И что с ним стало? Дважды себя короновал, залил кровью пол Европы. Даже на волне недовольства реставрацией Бурбонов, во время своих фантастических, невозможных Ста Дней, первое, что он устроил – дворцовые приемы и празднества. Ум воспалился, слепота закрыла глаза. Сильный был человек, закаленный, а как его покорежило.
Кто же станет спорить с этим?
“Я остаюсь внизу и снизу плюю на всю вашу общественную лестницу. Да. На каждую ступеньку лестницы – по плевку. Чтоб по ней подыматься, надо быть жидовскою мордою без страха и упрека, надо быть пидорасом, выкованным из чистой стали с головы до пят. А я – не такой.” – как говорил последний русский классик Венедикт Ерофеев.
Конечно, тут нет предопределения. Каждому дана свободная воля; и если достанет твердости, то можно и во власти остаться приличным человеком. Такие исключительные случаи описаны в литературе. К примеру, в рассказе Лескова “Однодум” описан чудак, который будучи квартальный, а потом и городничим, обходился одним мизерным жалованием, чем вызывал, понятно, недоуменное раздражение начальства: как это человек взяток не берет? Почему это?
“– Все же, значит, есть в нем вредная фантазия. А в чем она заключается?
– Библии начитался.
– Ишь его, дурака, угораздило!
– Да; начитался от скуки и позабыть не может.
– Экий дурак! Что же теперь с ним делать?
– Ничего не сделаешь: он уже очень далеко начитан.
– Неужели до самого до "Христа" дошел?
– Всю, всю прочитал.
– Ну, значит, шабаш.
Пожалели и стали к Рыжову милостивее. На Руси все православные знают, что кто Библию прочитал и "до Христа дочитался", с того резонных поступков строго спрашивать нельзя”.
У Лескова целый цикл рассказов о таких, и все – чудаки.
# # # #
Поставим еще вот какой вопрос: отчего люди плетут коврики из пальмовых волосьев?
Мне рассказывали случай из юридической практики. Некий гражданин N задумал отсудить одну шесту часть дома у другой гражданки, назовем ее L. Этот гражданин тщательно изучил гражданский процессуальный кодекс и выяснил, что свидетель – это очень мощное оружие. И привел в суд аж четверых, которые, на голубом глазу, обличали L в ненадлежащем поведении: и в ремонтах не участвует, и видеть ее никто никогда не видел. Иск N. удовлетворен не был.
Свидетель, в самом деле, очень хорошее доказательство, если других нет. Да даже если есть. Но кроме доказательств есть еще то, что называется существом дела. И существо дела было вообще не в том.
Гражданин N. подобен человеку, который, внезапно оказавшись на необитаемом острове, первым делом бросается обрывать торчащие из пальмовых стволов волосья и вить коврики. Хотя каждому, читавшему про Робинзона Крузо, известно, что прежде всего надо пресную воду найти.
Нет, бывает конечно сорт благородного безумия, когда революционный Петроград, когда кругом слом эпох, когда толпы солдат, какие-то лозунги-траспоранты, одни стреляют, других хоронят, “чем хуже, тем лучше”, Ульянов-Ленин, а бывший титулярный советник, седой мужчина лет сорока, сидит в холодной квартире с высокими потолками и пишет стихи о первой любви. Напряжение душевной жизни настолько велико, что внешняя обусловленность теряет всякую силу, внутренний строй не колеблется ничем извне.
Это одно. И совсем другое, если у человека вовсе нет ни в уме, ни в глазах никакого напряжения, нет в его содержании никакой выстроенной системы, а есть одна горизонталь, серая и унылая.
Отчего и почему так случилось? Или так всегда было? У меня есть простой и короткий ответ:
– Из-за секса. Потому что животные и в Бога не верят.
Бред? Конечно, бред, не нужно этого слова стесняться. Автор всего равно не слышит, что вы там говорите своему монитору. Однако ж погодите, читатель, закрывать вкладку браузера, сейчас я объяснюсь.
# # # #
Тут нужно немного переменить вектор повествования, и сказать, о чем люди пишут научные работы. Как с самолетами: если проложить по картам траектории полетов трансатлантических авиалайнеров, то получится вовсе не прямая, но путь тем не менее – самый короткий. Потому что Земля не плоская. Текст тоже поверхность довольно хитрая и, повернув немного в сторону, мы попадем к финалу скорее.
Люди пишут научные статьи про перспективы демассовизации общества. И гранты на них получают. Я сам видел. И разговор там примерно такой.
Развитие средств массовой информации, появление практики митингов, манифестации, стачек привело к всеобщей стандартизации, как в технике, так и в культуре, конформизму, человек растворился в толпе и стал определять себя через внешние признаки, через моду, бренды, уровень потребления. Стоят все кружком и разноцветными лампочками перемигиваются. Сегодня синими, завтра желтыми. Другими словами, появились эффективные средства трансляции определенной системы установок, клонирования сознания. Тот самый Большой Брат, который достанет каждого через телеэкран.
Но это было раньше, а сейчас уже совсем не то. Всякий приличный человек громко заявляет, что телевизора он не смотрит. И хотя он не вполне честен с нами, но тенденция действительно такова: лет через десять видео в Сети будут смотреть больше, чем по ТВ. Причем смотреть будут не десяток основных крупных каналов, а неисчислимое множество. Так же, как это уже произошло с текстом. Вот оно, искомое разномыслие. Любой контент, на любой вкус и цвет. Сервисы и устройства становятся мобильными, становятся все более персонифицированными, перед каждым открывается возможность по созиданию своей информационной среды. Собственный непохожий на другие мир. Никаких стандартов, нонконформизм; если толпы, то только умные. Общество разваливается на разнопогнутые загогулины субкультур, изолированных сознаний, изъясняющихся на разных языках о несовместимых предметах. Маятник по законам диалектики качнулся в противоположную сторону.
Все это вроде бы так. Образ маятника, вообще, хорош – с помощью него можно как бы объяснять любые резкие переходы из одного состояния в противоположное. А слово “диалектика” придает впечатление солидной научно-философской основы: человек не просто так говорит, он Гегеля читал. И Гераклита Эфесского. Кто пограмотнее, тот еще двойной зажим Бейтсона приплетет. Сравнение с шизофрениками наравне с проститутками и фашистами входят в тот же универсальный набор, что и образ маятника. В любом сколько-нибудь длинном разговоре всегда можно употребить. Что-нибудь делаешь за деньги? Проститутка. Про евреев без почтения сказал? Фашист.
Аналогия – это только аналогия. Она поясняет, но не объясняет.
Если сфокусировать зрение и разобрать детали, то выяснится, что дело вовсе не в стандартизациях с конформизмом. Культурные стандарты, эффективные системы ретрансляции мировоззрений, замкнутые сообщества появились вместе с самим феноменом культуры. В Средние века, конечно, не было телевидения, но зато роль церквей, приходской жизни была не в пример сильнее; не было корпораций, но были ремесленные гильдии, круговая порука и т.д.
Более того, культура вообще невозможна без стандартов и конформизма. Потому что культура – это прежде всего иерархия ценностей, представление о том, что хорошо, а что плохо, что высоко, а что низко; система, где для каждого класса объектов есть своя полка, и с помощью которой каждый объект можно обозначить через отношения с другими.
Хосе Ортега-и-Гассет, испанский философ впервые заговоривший о массовом обществе, в своей работе “Восстание масс” писал:
“специфика нашего времени не в том, что посредственность полагает себя незаурядной, а в том, что утверждает свое право на пошлость или, другими словами, утверждает пошлость, как право”
Утверждение пошлости означает разрушение вертикальной шкалы культуры. Той вертикали, которая связана прежде всего с представлением о вершине, о наивысшей точке: о Боге, о Истине, или хотя бы о Прогрессе и Светлом Будущем, в которое нас так зовет Авраам Покой, – тут уж кто во что верит.
Когда же приходят люди и говорят:
– Нифига нет никакого Бога. Умер Он. И Прогресс тоже нам не сдался, посмотрите: вот Хиросима. Ученые ваши вообще уже с дубов попадали. Про коммунизм (кому вниз?) даже не заикайтесь. Хлебнули по полной, благодарствуем.
... тогда все рушится. Вертикали нет. Одна голая бесстыдная горизонталь, по которой кучками разбросано и равномерно освещено все, что упало с подрубленного дерева культуры: Достоевский рядом с Минаевым, Билан с Моцартом, Череззаборногуперекидыщев рядом с Эйнштейном. У всех свои мнения, каждое мнение имеет право на существование. А если кто-то думает иначе, то он инквизитор и фашист.
Если нет иерархии в культурном пространстве, откуда же ей взяться в ментальном? Если всякая система разрушена, а метода для починки поломанного не преподано, как человеку внутри себя определить, что важно, а что нет?
Аналогия с маятником, действительно, уместна. Но это маятник с трением. Шарик на веревочке летает внутри полусферы. Положений максимума потенциальной энергии – множество, а минимум – только один. Сколько ни строй информационных обществ, ни обвешивай маятники персональными датчиками, ни раскрашивай оболочки причудливыми дизайнами - но в отсутствии внешней силы, вектора вверх, все равно маятники соберутся в точке минимума интеллектуальной и культурной энергии. Толпой, безликой массой. Это такой закон природы.
Конечно, во втором приближении нужно еще учесть взаимное притяжение и отталкивание самих маятников. Будет несколько разных групп: в одной - фанаты Натальи Орейро, в другой - Брюно Пелетье, в третьей - макофилы, в четвертой - гуглофаги. Но симптоматика и повадки примерно одинаковы.
# # # #
Одна из теорий, объясняющих удивительные способности “гениальных идиотов” вроде американца Кима Пика, прототипа главного героя из фильма “Человек дождя”, состоит в том, что их мозг подобен мозгу младенца. Маленькие дети, как известно, владеют целым рядом способностей, недоступных взрослым. У детей гораздо чаще встречается абсолютная зрительная память, и они очень быстро начинают говорить на родном языке без всякого специального обучения. А ведь это фантастическая задача: с нуля научиться определять, где в фразе начинается слово, где заканчивается, понять значение слова, выстроить семантические системы слов, не имея прежде никакой другой для сравнения и опоры.
С возрастом у людей отключаются эволюционно более древние участки мозга с тем, чтобы могли включиться другие, благодаря которым у нас появляется способность к абстрактному мышлению, способность строить образы и логические конструкты. У людей с тяжелыми патологиями мозга такое переключение не происходит. Они запоминают 98% процентов прочитанного, могут держать в голове детальные карты огромных мегаполисов, наизусть цитировать телефонные справочники, но совершенно не знают, что с этой информацией делать.
Система “человек – интернет-терминал” во всем походит на “гениального идиота”. В необъятной памяти системы хранятся спутниковые карты планеты, данные о численности населения Австралии, полное собрание сочинений Платона и Аристотеля, фотокопии библейских манускриптов и чертежи подводных ракетоносцев, но рядовой системе все это ни к чему. Неслучайно самый массовый проект, появившийся во взаимодействии множества человеко-компьютерных систем – это Википедия. Еще одна база данных. Никакого синтеза, аналитики, никакого нового мировоззрения, нового уровня абстракции.
# # # #
Однажды мне случилось подслушать уличный разговор. Две молодые барышни шагали под окнами квартиры пейзажиста Куинджи, что на Васильевском острове, и обменивались примерно такими репликами:
– Что-то у меня комп глючит! Даже в ворде стрелка дергается!
– Вирус, наверно...
– Нет, он просто старый очень, новый надо купить.
С разрушением вертикали время сделалось инертным, неподвижным. Как неподвижно оно для животных: каждое следующее поколение делает то же, что и предыдущее. Когда нечто меняется, то вид либо погибает, либо преобразуется в другой, что все равно означает гибель. То есть, люди, конечно, если их спросить, скажут слова о концепции времени, но эти слова никак не влияют на их жизнь. По меткому наблюдению литератора Тынянова: ”три четверти людей, так или иначе образованных, до сих пор обходятся тем фактом, что Солнце движется вокруг Земли. Все, или по крайней мере многие, учили в школе, что Земля движется вокруг Солнца, но из этого знания до сих пор как-то ничего и не получилось. Знание – знанием, а сознание – сознанием: средний интеллигент ходит, честно говоря, с сознанием того, что Солнце всходит и заходит. Ему нечего делать с таким громоздким и совсем неочевидным фактом, что Земля движется”.
Концепция времени, как исторического процесса редуцировалось до простой идеи разложения, старения и увядания: портится одежда, компьютеры и даже школьные учебники арифметики. Эта идея, во-первых, полезна для того явления, которое среди образованных людей принято называть “потреблядством”, а во-вторых, обуславливает гневные, но бесплодные разговоры о политике. Поговорили – разошлись. Потому что понятно, что они все там упыри, и надо их осудить, но любые действия бессмысленны. Что может сделать чайка против горы? Да и зачем ей что-то делать?
Знаменитая история про нанотехнолога Левшу, подковавшего блоху, заканчивается словами о том, что “таких мастеров, как баснословный левша, теперь, разумеется, уже нет в Туле: машины сравняли неравенство талантов и дарований, и гений не рвется в борьбе против прилежания и аккуратности”.
Другими словами, в наш век бытие гения – бунт не против, а за. Потому что только на высоких уровнях, только в ситуации силы, зовущей вверх, когда подавляется животное, эволюционно-древнее, только тогда возможно подлинное разномыслие.
